Перевод колонки Эдварда Сноудена, посвященной 75-летию ЦРУ..
«Осведомленность врагов в правых намерениях государства гораздо лучше сокрытия от граждан дурных происков тирана. Лица, имеющие возможность втайне вершить дела государства, держат последнее абсолютно в своей власти и так же строят гражданам козни в мирное время, как врагу – в военное», ― философ Барух Спиноза.
Не прошло и месяца с тех пор, как президент Байден поднялся на ступени филадельфийского зала Независимости и объявил своим долгом убедить каждого из нас в том, что центральная фракция его политической оппозиции — это экстремисты, которые «угрожают самим основам нашей Республики». Стоя на сцене между военными в форме как будто это сцена из фильма Лени Рифеншталь, национальный лидер сжимал кулаки, иллюстрируя, как он отнимает будущее у сил «страха, разделения и тьмы». Слова, выскакивающие из телесуфлера, изобиловали риторикой насилия:«кинжал в горле», выходящим из «тени лжи».
«То, что творится в нашей стране», — сказал президент, — «ненормально».
Ошибается ли он, полагая так? Вопрос, который на самом деле должно было поставить это выступление — вопрос, утраченный в непреднамереннойфеерии злодейства — заключается в том, должны ли мы оставаться демократией и законопослушной нацией, и если да, то каким образом? При всех спорах в твиттере по поводу предложений Байдена, предпосылки этого вопроса практически не рассматривались.
Демократия и верховенство закона так часто упоминаются как часть американского политического бренда, что мы просто считаем само собой разумеющимся, что у нас есть и то, и другое.
Но вправе ли мы так считать?
Наша блистательная законопослушная нация отмечает в этом году два дня рождения: 70-летие Агентства национальной безопасности, о котором я уже говорил, и 75-летие Центрального разведывательного управления.
ЦРУ было основано в результате принятия в 1947 году Закона о национальной безопасности. Закон не предусматривал необходимости судебного надзора и контроля Конгресса надбанальным учреждением по сбору информации, и поэтому подчинил его исключительно президенту через контролируемый им Совет национальной безопасности.
Уже через год молодое управление сорвалось с поводка предназначенной ему роли сбора и анализа разведывательной информации и создало отдел тайных операций. В течение десятилетия ЦРУ руководило тем, как американские новостныеслужбы освещали события, свергало демократически избранные правительства (иногда только для того, чтобы принести пользу нужной корпорации), проводило пропагандистские кампании для манипулирования общественным мнением, заказало длительную серию экспериментов по контролю над сознанием на невольных испытуемых (якобы приведших к появлению Унабомбера) и, черт возьми, вмешивалось в иностранные выборы. Отсюда рукой подать до прослушки журналистов и подгоовки досье на американцев, выступающих против войны.
В 1963 году не кто иной, как бывший президент Гарри Трумэн признался, что управление, закон о котором он подписал лично, превратилось в нечто совершенно иное, чем он предполагал, написав: «В течение некоторого времени меня беспокоило то, как ЦРУ отклонилось от своего первоначального предназначения. Оно стало оперативным, а иногда и директивным органом правительства. Это привело к неприятностям…»
Многие сегодня утешают себя, воображая, что управление было реформировано, и что подобные злоупотребления являются пережитком далекого прошлого, но те немногие реформы, которых добилась наша демократия, были сведены на нет или скомпрометированы. Ограниченная роль «надзора за разведкой», которую в конце концов взял на себя Конгресс, чтобы успокоить общественность, никогда не воспринималась всерьез ни большинством комитета, которое предпочитает подбадривать, а не расследовать, ни самим ЦРУ, которое продолжает скрывать политически неоднозначные операции от той самой группы, которая, скорее всего, возьмет управление под защиту.
«Конгресс должен был быть поставлен в известность», — сказала [сенатор] Дайэнн Файнстайн. «Мы должны были быть проинформированы до начала такой секретной программы. Директору Панетте… сообщили, что вице-президент приказал не информировать Конгресс об этой программе».
Как мы можем судить об эффективности надзора и реформ? Ну, ЦРУ замышляло убийство моего друга, американского разоблачителя Дэниела Эллсберга, в 1972 году, но почти пятьдесят лет «реформ» едва ли помешали им недавно задумать еще одно политическое убийство, теперь уже речь шла о Джулиане Ассанже. Если рассматривать это в исторической перспективе, то у вас, наверняка найдутся ботинки, которые старше, чем самый последний заговор ЦРУ по убийству диссидента… вернее, самый последний заговор, о котором нам известно.
Если вы считаете, что дело Ассанжа — это историческая аномалия, некое отклонение, характерное только для Белого дома в правление Трампа, вспомните, что убийства, совершаемые ЦРУ, продолжаются сериями при самых разных администрациях. Обама приказал убить американца, который находился весьма далеко от какого бы то ни было поля боя, а через несколько недель убил его 16-летнего сына-американца, но американская дочь этого человека к моменту ухода Обамы из Белого дома была еще жива.
В течение месяца после вступления в Белый дом Трамп убил и ее.
Ей было 8 лет.
Все это выходит за рамки просто убийств. Совсем недавно ЦРУ схватило Гуля Рахмана, который, как мы знаем, не состоял в Аль-Каиде, но, похоже, спас жизнь будущего президента Афганистана (проамериканского). Рахман был помещен в то, что управление описывает как «подвал», и подвергался пыткам до тех пор, пока не умер.
Они раздели его догола, кроме подгузника, который он не мог сменить, в такой жуткий холод, что его охранники, одетые в теплую одежду, включили себе обогреватели. В абсолютной темноте они прикрутили его руки и ноги к одной точке на полу очень короткой цепью так, что невозможно было ни встать, ни лечь — такая практика называется «короткие кандалы» — и после его смерти утверждали, что это было сделано для его же безопасности. Они признали, что избивали его, даже сказали, что наносили «сильные удары». Они описывают кровь, которая текла из его носа и рта, когда он умирал.
Несколько страниц спустя, в своем официальном заключении, управление заявляет, что не было никаких доказательств избиения. Не было никаких доказательств пыток. ЦРУ возлагает ответственность за его смерть на гипотермию, которую они вменили ему в вину за то, что в последнюю ночь он отказался от еды от общения с людьми, которые его убили.
Впоследствии ЦРУ скрыло смерть Гуля Рахмана от его семьи. По сей день они отказываются сообщить, что случилось с его останками, отказывая тем, кто пережил его, в погребении или хотя бы в каком-то месте для скорби.
Через десять лет после того, как состоялось расследование программы применения пыток, она была разоблачена и прекращена, никому не было предъявлено обвинение в причастности к этим преступлениям. Человек, ответственный за смерть Рахмана, был рекомендован к награждению денежной премией в размере 2 500 долларов — за «неизменно превосходную работу».
А на место директора был назначен другой палач.
Этим летом в своем выступлении по случаю 75-летия ЦРУ президент Байден взял совсем другую ноту, чем в Филадельфии, повторив то, чему ЦРУ учит всех президентов: что задача института действительно заключается в том, чтобы говорить правду власти. «Мы обращаемся к вам с серьезными вопросами, — сказал Байден, — самыми трудными вопросами. И мы рассчитываем на то, что вы дадите свою лучшую, неприукрашенную оценку того, где мы находимся. И я подчеркиваю, неприукрашенную».
Но это само по себе является разновидностью лакировки — отмывания.
По какой причине мы стремимся сохранить — или вернуть ее — страну законов, если не для установления справедливости?
Допустим, у нас есть демократия, сияющая и чистая. Народ, или в нашем случае некоторая часть народа, устанавливает разумные законы, которым должны подчиняться и правительство, и граждане. Чувство справедливости, возникающее в таком обществе, не является результатом непосредственного наличия закона, который может быть как тираническим, так и безумным, или даже выборов, которые сталкиваются со своими проблемами, а скорее проистекает из рациональности и справедливости системы, которая получается в результате.
Что произойдет, если мы введем в эту прекрасную страну законов незаконное образование, которым руководит не народ, а человек — президент? Защитили ли мы безопасность страны или поставили ее под угрозу?
Это чистая правда: создание института, которому поручено нарушать закон в стране законов, смертельно ранило ее основополагающую заповедь.
С момента своего создания президенты и их подчиненные регулярно приказывали ЦРУ выходить за рамки закона по причинам, которые не могут быть оправданы, и поэтому должны быть скрыты — засекречены. Главным результатом системы засекречивания является не повышение национальной безопасности, а снижение прозрачности. Без значимой прозрачности нет подотчетности, а без подотчетности нет обучения.
Последствия были смертельными как для американцев, так и для наших жертв. Когда ЦРУ вооружило моджахедов для войны против советского Афганистана, мы создали Усаму бен Ладена из «Аль-Каиды». Десять лет спустя ЦРУ вооружает, по словам тогдашнего вице-президента Джо Байдена, «Аль-Нусру, Аль-Каиду (запрещены в РФ – прим. ред.) и экстремистские элементы из числа джихадистов, прибывающих из других частей света». После того как ЦРУ проводит операцию по дезинформации, чтобы осложнить жизнь Советскому Союзу и разжигает небольшую прокси-войну, то сама война продолжается двадцать шесть лет – когда Союз уже давным-давно распался.
Верите ли вы, что ЦРУ сегодня — ЦРУ, свободное от любых последствий и ответственности — не вовлечено в подобную деятельность? Можете ли вы найти в событиях в мире, о которых пишут заголовки газет, отпечатки их пальцев, которые бы не давали поводов для беспокойства? Тем не менее, именно те, кто ставит под сомнение мудрость размещения военизированной организации вне досягаемости наших судов, обвиняются в «наивности».
В течение 75 лет американский народ не мог заставить ЦРУ подстроиться под закон, и поэтому закон подстраивался под ЦРУ. Когда Байден стоял на малиновой сцене, на месте, где обсуждались и принимались Декларация независимости и Конституция, его слова прозвучали как крик треснувшего от удара Колокола Свободы: «То, что происходит в нашей стране, ненормально».
Если бы только это было правдой.