Женщины на протестах в Иране 1 октября 2022 года. Фото: Associated Press
Почему начались протесты?
Протест против случившегося с девушкой из Курдистана — это только повод. Курды — это меньшинство, причем маргинализованное. К примеру, это как если бы что-то случилось с девушкой из национальной республики в Москве. Такое происшествие могло бы вызвать волну протеста, но за ней бы стояло что-то другое.
В последние годы — по крайней мере, мои такие наблюдения за последние 20 лет регулярного посещения Ирана — нормы социального поведения скорее либерализовались.
Теперь в Тегеране можно увидеть женщин, у которых платки на голове висят просто как шарфы. Это не отменяет факта, что это нарушает нормы и может привести к столкновению с полицией нравов (официально она называется Поучительным патрулем сил правопорядка, — НН). Но это не воспринимается женщинами как серьезная угроза.
Проправительственный митинг в Тегеране 23 сентября 2022 года. Фото: Associated Press
Но у людей есть много других обид. Прежде всего это социально-экономическая ситуация. Ведь там сейчас очень высокая инфляция (в годовом выражении она превысила 50%, — НН). И это, безусловно, последствия санкций, особенно после разрыва соглашения Трампом (так называемая «ядерная сделка». Полное название — «Совместный всеобъемлющий план действий». Сделка предусматривала отказ Ирана от разработки ядерного оружия в обмен на снятие санкций. Трамп в одностороннем порядке вышел из него в 2018 году, восстановив санкции, после чего уже Иран отказался выполнять значительную часть пунктов соглашения, — НН).
На это наложились последствия политической трансформации последних лет — реванш консервативного альянса в политическом поле. Эти группировки, выступающие за большую самодостаточность, продолжение политики на закрепление влияния в регионе и сохранение той модели, которая выстроилась за последние десятилетия.
До прошлых выборов власть была у тех, кто держался более либерального курса — Хасана Рухани. Они выступали за договоренности с Западом и поставили свое политическое будущее на это. Их политические позиции ослабли, когда Трамп сделку отменил.
Сожжение флага США во время демонстрации против расторжения договора Трампом. Тегеран, 9 мая 2018 года. Фото: Associated Press
Они политически коллапсировали и проиграли все последние выборы. Реформистов на высших уровнях власти не осталось. Это не нравится и рядовым избирателям, и либеральным элитам. И это не маргинализированные элиты, они имеют ресурс и часто влияние в государственных органах.
Могут ли протесты победить?
По моему, сейчас — нет. Я даже уверен, что все постсоветские [авторитарные] режимы рухнут намного быстрее, чем политическая система Ирана. Власть там более прочная и, более того, она может надеяться на ситуативные союзы с разными соседями.
Будет ли у протестов результат?
Да. Ведь уже однажды была попытка одного политического потока подмять под себя все структуры власти — во времена Ахмадинежада (президент Ирана в 2005—2013, — НН).
Протесты в Иране 20 сентября 2022 года. Фото: Associated Press
Это привело к тому, что Ахмадинежад потерял все свое влияние и превратился в маргинала, как некогда Жириновский в России. И его союзники тоже превратились в маргиналов.
Они возмутили общество и истеблишмент. И это сопровождалось насилием, и погибло множество людей, но это привело к тому, что ряд политических группировок вернул свои позиции.
Попытку монополизации власти сорвали, но это далось такой ценой.
Проблема иранской политической системы не сводится к платкам или алкоголю. Просто она выстроена так, что эти конфликты выливаются на улицы.
В чем секрет прочности иранской системы?
Иранская политическая система сильно отличается от постсоветских. Она более гибкая и плюралистичная. Ведь в постсоветских системах на стороне власти обычно, к примеру, нет инициативных масс граждан. И органы безопасности не работают за идейные убеждения, в отличие от Ирана.
В постсоветской системе, с другой стороны, власть находится в руках какой-то группировки или одного человека. А когда она начинает сыпаться, то есть разные группировки контролируют разные институты — это ведет к тому, что система обрушивается. А в Иране имеет место конкуренция разных группировок с разными ориентациями.
И это добавляет напряженности и способствует насилию. Ведь люди, выходящие на улицы, имеют надежду на то, что их поддержит часть госаппарата.
То, что в других странах уничтожается из-за тотального контроля, здесь выливается на улицы. Поэтому, несмотря на насилие, это воспринимается как нечто, что случается.
Парламент Ирана, 4 октября 2022 года. Фото: Associated Press
Как построена политическая система Ирана?
В Иране есть конкурентные выборы и разделение власти. Это ни идет ни в какое сравнение с белорусской моделью.
Конституцию Ирана написали люди, воспитанные на французской культуре (до Исламской революции 1979 года аятолла Хомейни был в эмиграции во Франции, — НН), и во многом она была переписана из французских документов.
В Иране проводятся выборы. Там есть ограничения по допуску кандидатов (на выборах в 2021 году не была допущена часть оппозиционных кандидатов, — НН). Но там не бывало выборов, на которых все кандидаты были бы подставные. Таких вариантов, как в России или Беларуси, когда выбирать некого, не бывает. Это касается и президентских выборов, и парламентских выборов, и местных выборов. Эта вещь трудно вмещается в голове тех, кто привык к постсоветским системам.
Вместе с тем в иранской политической системе есть органы, которые являются частью революционного наследия, и они ориентированы на мировую исламскую революцию, а не на сам Иран. И в первую очередь это Корпус стражей исламской революции, в названии которого нет даже слова Иран, и высочайшего лидера исламской революции (высочайшего правителя Ирана). Они создавались в расчете на то, что революция будет продолжаться, но она дальше не пошла.
И если будет дальнейшее развитие политической системы в сторону большего участия граждан, то также в Иране это произойдет легче, проще и быстрее, чем во всех постсоветских странах, не говоря о Центральной Азии и Северном Кавказе. Ведь и политический опыт есть, и истеблишмент есть, и у населения опыт в плане участия в политической борьбе.
Что такое Корпус стражей иранской революции и как он действует?
Прошлый президент сказал, что в Иране есть два правительства: без ружья и с ружьем, и второе правительство — это Корпус стражей исламской революции.
Это не просто люди с оружием, а целый конгломерат, связанный с различными политическими группировками внутри страны и за ее пределами, с экономическими активами внутри Ирана и вне Ирана, с определенными культурными элитами, причем идейными, а не как в [лукашенковской] Беларуси. И эта структура имеет шанс развиваться именно тогда, когда между Ираном и Западом наибольшая конфронтация.
Президенты Путин и Рухани на встрече в 2015 году. Фото: Associated Press
Кто такой высший правитель Ирана и какова его роль?
Во главе Корпуса стражей исламской революции и вообще страны формально стоит так называемый Высший правитель Ирана, или как его называют, Высший лидер исламской революции, и теперь на этом посту Али Хаменеи. Можно говорить, что он виноват во многих бедах Ирана.
Аятолла Хаменеи. Фото Офиса высшего вождя Ирана via AP
Очень просто объяснять все проблемы тем, что там есть наивысший предводитель. Да, он там есть, но это мне напоминает, когда в средневековых трагедиях была какая-то проблема, и она решалась вмешательством Бога.
Его значение сильно преувеличивается. Он часто поддерживал кандидатов, которые проигрывали, и экономическую политику, которую не получилось осуществить. Хаменеи много во что вмешивался, и ничего не менялось.
К примеру, по Ахмадинежаду — на первых выборах он его не поддержал, а тот выиграл. А на вторых — поддержал, но Ахмадинежад так маргинализировался, что это ему не помогло, а самому Хаменеи создало проблемы.
Какого курса держатся высшие руководители?
Принято считать, что они выступали за радикальный консервативный курс, но это не подтверждают их политические биографии (высших руководителей Ирана было два: аятолла Хомейни и аятолла Хаменеи, — НН). Хаменеи всегда держится такого курса, который помогает ему удержаться в политике, то есть это не радикальный курс.
После 2001 года он был против контактов с талибами, то есть согласился на то, чтобы их свергнуть, хотя в Иране были силы, которые хотели поддержать талибов.
То же самое произошло и с Саддамом Хусейном — ради налаживания отношений с Ираном тот временно передал почти всю иракскую авиацию. В Иране она и осталась, а Хаменеи решил не сотрудничать с Ираком, хотя в 1991 году изрядная часть истеблишмента склонялась к поддержке Саддама.
После революции и того, как было захвачено американское посольство, были те, кто хотел поместить штаб-квартиру Корпуса стражей исламской революции в здании американского посольства. Попытались так сделать, но тогда вмешался Рухолла Хомейни, предшественник Хаменеи. Он сказал, что сейчас ситуация в отношениях с США такая и такая, но отношения с Америкой — на десятилетия и когда-то дипломаты вернутся.
Радикальный политический курс продвигают в Иране другие фигуры — к примеру, нынешний президент Раиси.
Уличный рынок в Иране. Фото: Associated Press
Откуда у Ирана западные и другие подсанкционные товары?
Иран освоил параллельный экспорт и импорт, который связан прежде всего с этими транснациональными революционными структурами, и это еще один источник их доходов.
Иран это не Беларусь, зажатая со всех сторон. У нас любой вариант идет только через Россию, а страна оказывается в фатальной зависимости. У Ирана есть выход к морю. Заблокировать морские пути там почти невозможно. И отследить, что и куда идет, намного труднее.
Пуск иранских дронов с кораблей. Фото: Associated Press
Как у Ирана получается развивать науку и технологии под санкциями?
В науку там инвестируют издавна. По многим направлениям есть достижения, и они связаны с местными кадрами. Поэтому, например, демонтировать ядерную программу Ирана без полноценного политического соглашения с иранским правительством невозможно.
Для прекращения иракской ядерной программы достаточно оказалось уничтожить несколько объектов, и Израиль это сделал. Так как Ирак не ставил цель развивать ядерную науку, он хотел только изготовить одну бомбу. То же самое произошло с сирийской ядерной программой в 2007 году, так как там было мало кадров и они были не свои.
Иран же взвешенно ко всему подходит и реально развивает многие отрасли науки. Когда Ирану продавали советские подлодки, то они приобрели три, хотя им предложили пять, так как не имели соответствующих кадров. И они действительно на них плавали, и даже научились сами ремонтировать, отказавшись присылать в Россию на так называемый средний ремонт, потому что боялись, что им их не вернут.
Сравните с Ливией — там на закупленных подлодках один раз погрузились и больше не погружались, они просто стояли.
Причем Иран инвестирует в целый ряд отраслей и технологий одновременно. Потому что вы не можете в бедной стране развить одну отрасль и делать это устойчиво. Инвестировать нужно либо во все науки, либо ничего не получится.
И философия, и гуманитарные, и социальные науки там развиты намного лучше, чем, к примеру, в Беларуси и несравненно сильнее, чем в любой постсоветской стране.
Вот, к примеру, Абдолкарим Соруш — это философ мирового уровня. Хотя у него есть конфликты с какими-то политическими группировками в самом Иране, но он признан во всем мире. И такие деятели есть в Иране во всех областях науки.
По каким пунктам Иран не может договориться с Западом?
Три большие темы важны для Запада и его союзников: ядерная программа, испытания ракет средней дальности, влияние в регионе.
Предполагалось, что ядерная сделка будет первым шагом к большому соглашению с Западом. Но Трамп уничтожил ядерную сделку, и поэтому все эти проблемы снова актуальны.
Как санкции влияют на власть и внутреннюю ситуацию в Иране?
Санкции работают интересным образом. Есть обычные ветви власти и есть эта транснациональная структура, Корпус стражей исламской революции, связанная с революционным наследием. И санкции Запада фактически ослабляют все эти «обычные» ветви власти, и усиливают Корпус и структуры, которые с ним связаны.
В 80-е годы, когда Иран был в наибольшей изоляции, у Корпуса появилась возможность превратиться из маргинального вооруженного формирования с непонятным политическим и юридическим статусом в большого игрока на внутриполитической арене.
Корпус стражей исламской революции на марше. 1983 год. Фото: Associated Press
А в конце 80-х, когда отношения между Тегераном и западными столицами начали улучшаться, тут же было распущено отдельное министерство корпуса, и правительство поставило на стоп ряд проектов, направленных на экспорт революции. И в течение 90-х Корпус стремительно ослабевал. И если бы не 11 сентября 2001 года (атака террористов на башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, самый кровавый теракт в истории США, — НН), то Корпус могли бы и распустить, или хотя бы превратить в аналог белорусских внутренних войск.
После 11 сентября, однако, у Джорджа Буша возникает странная идея про «ось зла» и это выбивает почву из-под ног реформистов, и тут же начинается реанимация Корпуса.
А настоящий подъем влияния Корпуса происходит в начале 2010-х годов, когда начинает пылать весь регион.
На сцену снова вышли эти революционные структуры. Мол, если они не хотят с нами договариваться, то мы будем поддерживать вот это движение, испытаем ракеты и запустим центрифуги по обогащению урана. Еще в 1989 году КСИР первый раз пытался получить ядерные технологии в КНДР.
Марш Корпуса стражей исламской революции возле мавзолея Хомейни. 2014 год. Фото: Associated Press
Например, проблема: Ирану запрещают продавать нефть. Корпус предлагает решение: мы поможем хуситам в Йемене, они создадут ответные проблемы и, возможно, мы так заставим Запад и его союзников в регионе с нами разговаривать.
Это фатально с точки зрения достижения изменения отношения Запада к Ирану, но закономерность абсолютна. «Ежи кололись и плакали, но продолжали есть кактус», как говорят.
Сергей Богдан. Фото: geschkult.fu-berlin.de
Сергей Богдан — белорусский ученый. Имеет степень доктора политических наук Берлинского государственного университета, степень магистра европейских исследований Европейского гуманитарного университета и диплом специалиста по международным отношениям Белорусского государственного университета.
В своей докторской диссертации «Пределы неповиновения? Роль постсоветских стран в модернизации иранских вооруженных сил и оборонной промышленности» он исследовал, как установление мирового порядка после холодной войны повлияло на сотрудничество между Ираном и постсоветскими странами.
«Наша Нiва» — источник качественной информации и бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬ «НН»Читайте еще:
Nashaniva.com